Гражданин галактики. Между планетами - Страница 49

Длинное послание было вытянуто из Торби лишь в присутствии полковника Брисби, его заместителя подполковника Станка и психолога корабля медицин-капитана Исадора Кришнамурти. Дело шло медленно; доктор Криш старался не прибегать к гипнотерапии. Торби был в таком напряжении, что невольно сопротивлялся, и Заместитель проклинал все на свете, записывая данные. Наконец психолог выпрямился и вытер лицо.

— Думаю, что это все, — устало сказал он. — Но что это?

— Забудьте все, что вы слышали, док, — посоветовал Брисби. — А еще лучше, перережьте себе горло.

— Спасибо за совет, босс.

— Давайте пропустим его еще раз, — предложил Станк. — Когда наш псих-доктор погружает его в сон, дела идут лучше. А то у него дикий акцент, как бы чего-то не спуталось.

— Чепуха. Мальчишка использует чистый язык Земли.

— О'кей, значит, дело в моих ушах. Они подвергались плохому влиянию — я слишком долго был на борту. А как быть дальше с этой историей? Я хотел бы отсеять шумы.

— Док?

— Хм-м-м… Субъект очень устал. Нет ли другой возможности?

— Он будет у нас. Ладно, будите его.

Пока Торби расправлялся с несколькими литрами кофе, подносом с бутербродами и куском жареного мяса, полковник с помощником расшифровали тысячи слов старого Баслима, доставленные в последнем донесении Нищего. Наконец Станк откинулся на спинку стула и присвистнул:

— Можешь расслабиться, папочка. Эта штука будет жечься еще, я прикидываю, полстолетия.

— Да, — грустно ответил Брисби, — но несколько ребят погибнет прежде, чем она сработает.

— Не сходи с ума. Меня поражает этот мальчик-торговец, который мотался по всей Галактике, неся в себе донесение под грифом «до прочтения сжечь». Мне отравить его?

— Я думаю, что если кто-то притронется к этому мальчишке, полковник Баслим поднимется из могилы и придушит его. Ты знал Баслима, Станки?

— Когда мы в последний год в Академии изучали психологическое оружие, он вел у нас этот курс. Как раз перед тем, как он вступил в Корпус «Икс». Самый блестящий ум, который я когда-либо встречал — конечно, не считая вашего, сэр, босс, папочка.

— Не напрягайся. Без сомнения, он был блистательным преподавателем — лучшим из всех. Но если бы тебе доводилось знать его раньше! Мне повезло служить под его командой. И даже теперь, когда у меня свой корабль, я часто спрашиваю себя: «Что бы сделал Баслим?» Он был лучшим из командиров, которые когда-либо стояли в ходовой рубке. А второй раз он пошел на понижение, когда уже должен был получить маршальские крылышки, но он предпочел не уходить с палубы.

Станк покачал головой:

— Мне никогда не дождаться своей уютной палубы; пока я всего лишь пишу бумажки, которые никто не читает.

— Ты не Баслим. Не будь эта работа так трудна, она бы ему не нравилась.

— Я не герой. Я всего лишь соль земли. Папочка, ты был с ним, когда шло спасение «Ханси»?

— Ты хочешь сказать, что тогда бы мне не носить эти нашивки? Слава богу, меня успели перевести. Там шла рукопашная. Мясорубка.

— Может быть, у тебя просто хватило ума не напрашиваться в добровольцы?

— Станки, даже ты, такой толстый и ленивый, кинулся бы в добровольцы, если бы Баслим обратился к вам.

— Я не ленивый, я деятельный. Но разреши мне вот какую загадку: чем руководствовались те, кто направлял абордажную партию?

— Старик следовал правилам, если только соглашался с ними. Он хотел уничтожать работорговцев своими собственными руками — он ненавидел их холодной ненавистью. И когда он вернулся героем, что оставалось делать Департаменту? Подождать, пока он выйдет из госпиталя и отдавать его под суд военный? Станки, даже медные каски способны разобраться, что к чему, когда им ткнут под нос. Поэтому, ссылаясь на «уникальные обстоятельства», они восхваляли его вдоль и поперек и определили на должность с ограниченными обязанностями. Но по мере того, как «уникальные обстоятельства» встречались все чаще, каждый командир понимал, что он не может ссылаться на уставы в поисках оправдания. Ему пришлось подавать пример и впредь.

— Только не для меня, — твердо сказал Станк.

— И для тебя. Поскольку ты старший офицер, придет время делать что-то неприятное, и ты будешь это делать, втягивая живот и выпячивая грудь, и твоя круглая физиономия будет красоваться в рядах героев. И тут ты ничем не поможешь. Рефлекс, который внедрил в нас Баслим, не позволит тебе уклониться.

Спать они пошли уже на рассвете. Брисби собирался спать долго, но старая привычка подняла его на палубу. Он не был удивлен, увидев этого профессионального лентяя, своего заместителя, за работой.

Его уже ждали. Лейтенант из финансовой части держал бланк телеграммы, и Бисби понял, в чем дело. Прошлой ночью, когда они просидели несколько часов, разделяя сообщение Баслима на фразы, затем снова кодируя их для передачи, он решил, что прежде чем уснуть, ему предстоит разрешить еще одну заботу: организовать идентификационный поиск для сына Баслима. Брисби не льстил себя надеждой, что в данных о живых жителях Гегемонии может отыскаться след затерявшегося ребенка, подобранного на Джаббуле, но если Старик гнал его через космос, значит это было то, чего он хотел, и говорить тут не о чем. Жив Баслим или мертв, но Брисби всегда чувствовал себя младшим офицером, стоящим перед ним навытяжку.

Поэтому он написал депешу и передал дежурному офицеру, что, как только Торби проснется, у него надо взять отпечатки пальцев и закодировать их. И только после этого отправился вздремнуть.